Кровь, которую мы жаждем (ЛП). Страница 2

Но это был не ветер.

Или ночное животное, забредшее в наш дом.

Нет, причина скрипа половиц — исключительно человеческая. Высокая, требовательная фигура, занимающая все пространство в дверном проеме. Лунный свет падает на лицо незваного гостя, отражаясь от его челюсти, которая, кажется, сделана из камня. Может быть, это потому, что я такая маленькая, но я могу поклясться, что ему пришлось пригнуться, чтобы пройти дальше в спальню.

Чувство в моем нутре не было просто чувством. Это был он. Я чувствовала это всеми своими костями.

Я чувствую, как его присутствие проносится по комнате, просачиваясь в шкаф вместе со мной. От его существа исходит зловещий, туманный туман, он стелется по полу, пропитывая комнату страхом.

Несмотря на то, что я молода, мне осталось несколько месяцев до восьми лет, я все еще наблюдательный ребенок. Поэтому я знаю, что он здесь не для чего-то хорошего. Слово «хороший» имеет кисловатый вкус во рту, когда я смотрю на него через щель, как будто ему противно находиться с ним в одном предложении.

В этом человеке нет ничего хорошего. Вообще ничего.

— Что... — Сильный от природы голос моей матери кажется приглушенным, лишенным ее обычного авторитетного обаяния.

Мужчина приподнимает одну темную бровь, глядя на нее с таким бесстрастным лицом и я не могу представить, что он умеет проявлять какие-либо эмоции. Никогда не видела человека с такими пустыми чертами лица. Такое беспристрастное выражение лица, учитывая, что он только что ворвался в мой дом и имеет наглость просто стоять и смотреть на мою мать, как будто только что увидел ее проходящей мимо в продуктовом магазине.

— Что я здесь делаю? — спрашивает он. — Я подумал, что пора бы познакомиться с малышкой Скарлетт, раз уж у нас все так серьезно. Ты ведь теперь знаешь мой секрет, Фиби?

Смятение захлестнуло меня, столько вопросов крутится в голове, от которых кружится голова. Я никогда не встречала этого человека и даже не видела его лица. То есть, я на домашнем обучении, поэтому большую часть времени провожу здесь, но я выхожу в город с мамой, и все равно никогда его не видела. Но он знает мое имя — он знает мою маму.

— Скарлетт здесь нет, так же, как и тебя не должно быть здесь, Генри. Понятия не имею, о чем ты говоришь. Секрет? — Ее голос ровный, когда она делает шаг назад от него, но я все еще слышу в нем колебания, неуверенность. — Я говорила тебе на днях, что все кончено, мы просто слишком разные. У твоей семьи есть ожидания, и я не собираюсь быть их частью.

Почему она не рассказала мне о нем? Она с ним работает? Они друзья? Я думала, что познакомилась со всеми ее друзьями и коллегами, что знаю все о своей матери, но, похоже, у нее тоже есть секреты, о которых не знала даже я.

От звука, с которым он щелкает языком, у меня по позвоночнику пробегает холодок. Маленькие мурашки пробегают по моим рукам, и я еще сильнее втягиваю в себя запах свитера, плотно обхватывающего меня.

— Ты помнишь, что я сказал тебе, когда впервые встретил тебя, Фиби? — спрашивает он, подходя ближе к маме, заполняя ее пространство, как будто он там принадлежит. — Я ненавижу лжецов, и ты обещала, глядя на меня своими большими зелеными глазами, что ложь — это последнее, что ты когда-либо сделаешь со мной.

— Я не...

— Ты также знаешь, что у меня есть друзья. У моей семьи есть друзья. Так что если бы ты зашла в местный полицейский участок и написала заявление, о чем-то, что видела, как я делаю, я бы знал об этом. Но ты же этого не сделаешь, правда, Фибс? — То, как он наклоняет голову, заставляет ее вздрагивать, словно он читает каждое ее движение, каждый вздох.

— Я бы не...

— Ты бы не сделала этого, верно? Ты бы не сделала этого, а потом солгала мне?

Она стоит ко мне спиной, поэтому я не могу видеть выражение ее лица, но я вижу, как напрягаются ее плечи, когда она продолжает отходить от него.

— Чего ты ожидал от меня, Генри? После того, что я видела, чего ты ожидал? — шепчет она, наблюдая, как он пробирается вперед, точно так же, как Свирл и Мокка загоняют в угол своих живых мышей. В любой момент он может нанести удар, и с каждым шагом я чувствую, как мое сердце падает все ниже и ниже.

— Мы поможем тебе, хорошо? Ты можешь сдаться, и мы поможем тебе.

Он полностью игнорирует ее, слова, которые она бормочет, входят в одно ухо и быстро выходят из другого.

— Я доверял тебе, Фиби. Я стал лучшим человеком благодаря тебе. Ты говорила мне, что для тебя нет ничего слишком темного, и когда я нуждаюсь в тебе больше всего, ты отворачиваешься от меня? Ты убегаешь? — Одна из его невероятно больших рук вырывается вперед, делая выпад в ее сторону, и она не успевает отойти на расстояние удара.

Я слышу, как мама задыхается, когда ее дергают вперед, и она попадает в его объятия. Жестокий захват, в котором она оказалась, не дает ей никуда деться. Она в ловушке, из которой нет выхода.

А я...

Застыла в своем собственном страхе, слишком напуганная, чтобы делать что-либо, кроме как смотреть.

— Я доверял тебе, Фибс, а теперь ты не оставила мне выбора. — Он подносит другую руку к ее лицу, проводя костяшками пальцев по щеке. Она удобно прижимается к нему, как будто они не в первый раз держатся друг за друга и он ласкает ее так нежно, так спокойно, что это должно передавать что-то сладкое, похожее на обожание. Но это только кажется отвратительным и выглядит вынужденным. — Ты так поступила со мной, с тобой, с нами. Я хочу, чтобы ты знала, что я не хотел этого делать. Ты заставила меня сделать это, любимая.

Моя мать дергается, пытаясь вырваться из его объятий, но даже со своего места в шкафу я вижу, насколько он ее превосходит. Насколько он сильнее ее.

Она выглядит такой хрупкой и слабой в его объятиях, но этого недостаточно, чтобы остановить борьбу в ней. Нет, только не моя мать. Она совсем не слабая.

— Нет, Генри, — говорит она тоном, который шатается, но ей удается держать голову поднятой. — Тебе не нужно этого делать. Просто уходи, и мы сможем притвориться, что этого никогда не было.

Я ясно вижу его лицо, то, как его брови сгибаются в глубокую V-образную форму. — Как я могу забыть об этом? Как могу забыть то, что мы разделяли, Фиби? Как могу забыть, что мы были, как ты сказала, чем-то единым? Ты ведь помнишь, что говорила это, не так ли? Или ты будешь лгать мне и об этом? Ты сказала, что я поглотил тебя. Что все мое существо поглотило твое собственное, и это заставило тебя чувствовать себя... в безопасности. Ты все еще чувствуешь себя в безопасности со мной, любовь моя?

Его слова пытаются передать грусть, что-то разбитое, сердце и боль. Но его тело, его глаза, они ничего не показывают. Даже намека нет ни на что, кроме поверхностных эмоций. Он просто пустота. Глубокая, темная, зловещая пустота, которая поглощает мою мать.

Наклонившись вперед, он начинает шептать ей что-то на ухо, чего я не могу расслышать, и когда ее тело с готовностью прижимается к нему, на его лице появляется ослепительная белая улыбка. Улыбка, наполненная лишь зловещими намерениями.

Пока моя мать не ударяет его коленом в живот, заставая его врасплох достаточно долго, чтобы она смогла проскользнуть мимо его хватки. Меня охватывает радостный возглас, когда я вижу, как она бежит к двери спальни, готовая скрыться от его присутствия.

На долю секунды мне кажется, что у нее есть шанс. Предчувствие в моем нутре было ошибочным — с ней все будет в порядке. Все будет хорошо, если она сможет отойти достаточно далеко, чтобы позвать на помощь или схватить какое-нибудь оружие.

Но это не похоже на сказки, которые я читала, на истории, которые мама рассказывала мне перед сном. В конце этой истории нет счастливого конца. Это совсем другая история, окутанная тьмой и мраком. В которой прекрасный принц оказывается злым колдуном, а прекрасная девушка, попавшая в беду, становится добычей.

Жертвой.

Ни одна лягушка не сможет это исправить, даже с помощью самых сладких поцелуев. Нет волшебной крестной феи, которая спасет ее. Вся моя жизнь переписывается на моих глазах. Начало моей новой истории. В моей душе останутся шрамы, а в сознании — жестокое пятно, которое невозможно стереть или вычеркнуть.